Первая часть интервью с Михаилом Бобровым — о боях за перевалы Кавказа в 1942 году и об экипировке горнострелковых отрядов того времени
Михаил Михайлович Бобров — альпинист, фронтовик-разведчик, горный стрелок, участник маскировки высотных доминант Ленинграда, заслуженный мастер спорта, путешественник, тренер, действительный член Русского географического общества и почетный гражданин Санкт-Петербурга. За каждым из этих званий и его регалиями стоят эпизоды жизни по-настоящему выдающейся личности. Его оптимизм, жизненная энергия и способность к преодолению трудностей столь велики и заразительны, что даже у человека, всего лишь слушающего его воспоминания, исчезает ощущение опасности. А ведь так, с юмором и дружелюбием, вспоминает он о событиях, любое из которых можно смело назвать подвигом. Конечно, в жизни каждого из нас есть место подвигу, но чаще всего это место так и остается незанятым. Возможно потому, что такие люди, как Михаил Михайлович, щедро совершают подвиги и за себя, и «за того парня», оставляя нам лишь роль восхищенных слушателей.
Мы пообщались с Михаилом Бобровым, расспросили о его жизни. Он любезно согласился в ответ на нашу просьбу поделиться некоторыми деталями его насыщенной фронтовой и спортивной судьбы.
При подготовке материала мы старались сохранить яркую, живую стилистику речи Михаила Михайловича, демонстрирующего завидную бодрость в свои 91. Предлагаем вам первую часть интервью, взятого нашим корреспондентом у Михаила Боброва, посвященную высокогорным боям за Кавказ.
— Михаил Михайлович, здравствуйте. Мы прочитали ваши книги и, конечно, поражены вашим опытом и всем тем, что происходило в вашей жизни. Вы замечательный для нас пример и образец.
— (М. Бобров смеется) Спасибо большое. Будем друг другу говорить комплименты.
— И задавать вопросы.
— Давайте попробуем, нужно так нужно.
— Михаил Михайлович, в своей книге «Хранитель ангела», в главе «Фронт над облаками», и в одноименной книге вы сравниваете экипировку бойцов советских горнострелковых отрядов и егерей немецкой горнострелковой дивизии «Эдельвейс». Там же вы упоминаете о любопытном изобретении — шинельных «очках», которые были придуманы, чтобы как-то компенсировать нехватку альпинистских солнцезащитных очков-консервов. Расскажите, пожалуйста, подробнее об этих очках. Встречались ли вам еще какие-то усовершенствования или, быть может, Вы сами придумывали какие-то хитрые экипировочные решения?
— Горнострелковых частей-то не было. Были горнострелковые дивизии. Например, 242-я горнострелковая дивизия полковника Курашвили. Но эти ребята панамки имели, веревки, карабины, кошки, так что ничего... Ну, может быть, еще имели более теплую одежду, чем у остальных. А у остальных — кирзачи, шинели простые, обмотки… Вот таких находили, сейчас ледники выносят их полно.
Понимаешь, когда создали 12 горнострелковых отрядов по приказу Сталина, а создавали их... 12 отрядов, каждый по 500 человек. А создавались они для того, чтобы встать от Эльбруса до Казбека — закрыть все центральные перевалы. Они высокогорные, перевалы, по 3700, по 3900, по 4000. В условиях гипоксии... А бои были еще выше: 4500, до 5000 метров. Все это делалось на ходу. Быстро собрали людей. Приказ от Сталина вышел летом 1942 года, а уже война прокрутилась почти год. Сколько же погибло альпинистов и горных туристов на фронтах войны... А его приказ был собрать со всех фронтов. Вот остатки собрали, получается, и стали тащить местных ребят. Это кто? Пастухи, охотники, это тоже альпинисты, особенно сваны — прекрасные альпинисты. Ну вот, скомплектовали. Теперь надо одеть, обуть, в руки дать инвентарь — ничегошеньки нету.
М. М. Бобров на обороне перевалов Центрального Кавказа. Закавказский фронт. 1942 г.
И поэтому из Норвегии — там же тоже были горные стрелки, — привезли вагон трофейных лыж. Слава богу, есть. Привезли английские куртки утепленные... Они были сделаны из сукна, примерно как шинель, но много в них было шерсти. Они тепленькие были, а еще когда внутри свитер... Куртки появились. И вдруг стала потихоньку промышленность Грузии выделывать приличные ледорубы, веревки. Но веревки все же такие простые, пеньковые, на которых завяжешь узел, а дождь идет или снег сырой, и уже развязать невозможно, зубами растаскиваешь это все, проклинаешь, ножом отрезаешь. Чудеса! Они стали делать кошки приличные. Потихоньку стали делать очки. И так пошло.
В общем, вот так были сформированы отряды. Понятна задача, да? Была даже Школа военного альпинизма создана. Уже с боями на перевалах Кавказа закончили, а наступление-то идет на Крым. А впереди что? Впереди Югославские горы. Впереди Карпаты. Впереди Татры. Впереди Альпы. Туда готовили тоже ребят.
С винтовками... Сначала у нас были карабины. Но это только сваны умели стрелять из карабина: 500, 600, до 700 метров. Как это можно? Ничего не понятно. Это у них в генах, все они охотники. Удивительно стреляют. А потом, кровная месть их приучила: этому отомстить, того убрать. Но кончилось тем, что потихоньку произвели самозарядные винтовки. Десять патронов, тра-та-та, можно пустить очередь. Но они с такой отдачей, в цель сложно стрелять. А ведь у немцев были винтовки снайперские, которые перпендикулярно вверх — бах, точно вниз стреляли. Там приспособлены рамки прицела, все по-другому. А когда еще стоит оптика, бьешь как черт. Это называлось «скрипочками». Поэтому мы охотились за снайперами, и такое счастье было, когда достанешь такую винтовку.
М. М. Бобров во время первовосхождения с В. Коргиным на вершину ЛОР-ВЕР, названную в честь своих жен Ларисы и Веры. Караугомское плато, Кавказ. 1949 г.
— Понятно. А кто придумал очки, когда вы вместо очков завязывали повязку на глаза и делали в ней отверстия?
— А это придумали не мы. Это придумали солдаты, которые отступали. Уходила армия, отступала со страшной силой. Понимаешь, местное население показывает направление на перевал. Кто-то думает срезать, уходит в боковые ущелья, и там пропадает. Сыпались со скал, сыпались с ледников. Страшное дело. А когда шли в перевалах, маршрут был длинный, но в солнечный хороший день. Снега там уже выпали, и поэтому настолько мощное отражение ультрафиолетовых лучей, которое, конечно, обжигало глаза невероятно. Что такое снежная слепота? Заснуть не можешь. Слезоточат глаза все время. Резь невероятная. Какая там может быть стрельба — ты мушку в прорези не видишь. Ничего не видишь! Ходишь, закрывая глаза руками. Спасаться, причем не только в солнечную погоду. В сильный туман ты заболеваешь снежной слепотой точно так же, обжигаешь глаза. В туман загорают как черти, ходили все как негры. Поэтому надо было спасаться. И люди, которые первые попадали в такую обстановку, — очков вообще не было, — они просто отрезали от шинели нижнюю часть, полоску от шинели, затем штыком или чем, ножом, делали такие ровные маленькие дырочки — рассеивающий свет получался. Они оба глаза завязывали и топали. Но мы-то, когда еще формировали отряды, консервные очки находили на турбазах, где-то что-то такое было, все-таки какое-то подспорье.
— Михаил Михайлович, в ваших воспоминаниях вы упоминаете о необычайной ловкости «эдельвейсов» и описываете их способность вести огонь в висе на веревке спиной к стене, а также их умение маневрировать в бою на таких, казалось бы, неподходящих для боя приспособлениях, как кошки на ботинках. Как вы считаете, это связано только с отличной подготовкой егерей или, может быть, они использовали какие-то особенные приспособления?
— Вот ты видела современные кошки?
— Да.
— Видела, да? И кошки довоенных лет. Там берешь кошку... Так вот живая кошка в двадцать раз легче, чем та кошка. Нормально, понимаешь. Потом у той кошки эти зубы все время гнулись, ну все время. И закаливали их — бесполезно. Все равно. Точить их нужно. Это не дело. Ведь на этих кошках не только передвигаться. А ведь немцы бегали на кошках в подъемах, спусках, поперек склонов, чешут, скорость прям спринтерская, иначе подстрелят. Конечно, все это было печально. Но ведь победили немцев, вот что удивительно, елки зеленые!
Вот, знаешь, что. Вот они выходили в рейды. То есть, как они выходили в рейды? У них создавались базы очень приличные. Эти базы — высокогорные приюты. Если их там нет на перевале, баз, то они из шифера тонкого создавали себе хижины очень приличные, туда тащили кровати, столы, стулья, приспособления, все. То есть они комфортно жили. А если лагерь близко, припрут рояль или пианино ставили там. Когда они ушли, мы смотрели — ни фига себе, устроились ребята.
— Они еще и с роялем...
— А тут... Как мы воевали? У нас был вахтовый метод войны. Мы поднимались в горы на неделю, на десять дней. Значит, находимся на боевом охранении или участвуем в боях. Через десять дней приходит смена, мы спускаемся вниз. А наверху у нас были снежные хижины, и больше ничего. Дров с собой много не принесешь...
— А что с питанием?
— Рисовые каши, гречневые каши. Кисели.
— То есть каши в основном?
— Да, в этих, в пакетах. Надо варить. Это сейчас пятиминутные пакетики. Забросил, сварил и бежишь в университет. А этого там не было. Поэтому... Да и бензина не было. Дрова кончались. Жрали так, вместе со снегом. Губы выворачивало, язык не помещался во рту. Это такие морды были, когда возвращались. Сванские женщины плакали, честное слово. Они нас разбирали быстро по домам, приводили в нормальный вид, обстирывали, обглаживали. Действительно, засыпали мы мертвым сном, по три дня не просыпались. Поэтому в таких условиях, как немцы там находились, мы — нет, не могли. Но зато мы отдыхали в лучших условиях, нас население прекрасно встречало. Сваны — это надежные люди.
Мать провожает сына в сванский партизанский истребительный отряд
— Михаил Михайлович, вы пишете в своих книгах, что экипировка и специальное снаряжение дивизии «Эдельвейс» соответствовали лучшим образцам своего времени. Расскажите, какой вообще была экипировка 1940-х? Какие применялись материалы? Насколько широко были распространены алюминий и титан? Что считалось в те годы лучшими образцами? Что вы носили из одежды, чему отдавали предпочтение, решая задачи обогрева или защиты от влаги? Какие специальные средства экипировки использовали бойцы горнострелковых отрядов?
— Какой там титан. Алюминиевых палок-то не было… Когда мы увидели лыжные палки, рот открыли.
— А были деревянные?
— Бамбуковые. Деревянные, да, бамбуковые, с широкими кольцами такими, которые задевали, мешали. Папа мне, когда я стал еще мальчиком чемпионом Ленинграда по слалому, подарил лыжи, назывались ЦЛСИ — Центральная лаборатория спортивного инвентаря. Они с подрезами были, клееные, очень интересные...
— То есть это были высокотехнологичные лыжи по тем временам…
— Да. Я с этими лыжами уехал на фронт, там воевал. А потом стали получать трофейные лыжи из Норвегии. Они все белого цвета были, покрашенные под цвет снега. У нас, понимаешь, все вот это перерождение инвентаря, появление потихоньку от немцев приходило. Потом американцы подбросили нам кое-что: горнолыжные ботинки, такие бульдожьи, здоровые, крепление «Кандахар», ты слышала, да, о таких?
— Нет.
— Впереди такая лягушка и трос, который идет на пятку. Лягушку застегнул и можешь плотней стоять, можно так подтянуть, что как будто стоишь в современных горнолыжных креплениях. Можно падая корпусом вперед, здорово. А когда продвигаешься по целине, отпустил лягушку, и можешь бежать на этих лыжах. Они одновременно служат и для горных лыж, и для беговых.
— А во что вы были одеты? Пуховиков, конечно, не было. Что было утеплителем?
— Канадские куртки. Подожди, момент, сейчас покажу тебе. Кажется, они здесь были (листает альбом). Вот, обрати внимание, вот эти канадские куртки, у Димы Сляднева.
...нас звали grüne Teüfeln, по-немецки «зеленые черти»
— Да, то, что вы говорили. Шерсть...
— А это уже форма наша, горнострелков. Она зеленая. Сейчас еще покажу. Вот форма. Но это выходная. Под них надевали…
— Она теплая?
— Да, теплая. Плотная диагональ, хорошая. Потом последний еще, знаешь что... Не перкалевая, а… Непродувашки такие были.
— А почему не продувались, из чего они были сделаны?
— Они с капюшончиком, и ничего больше нет. Не на молнии, а на пуговицах. Наденешь на свитерок, и меньше продувает. Если снежок сырой, все это прикрывало. Ну, вот видишь, такая форма (показывает фотографию). Вот форма тоже. Пиджак.
Выдающиеся альпинисты страны — преподаватели фронтовой Школы военного альпинизма и горнолыжного дела (ШВАГЛД) перед началом занятий на крыльце школы в Бакуриани. Слева направо: первый ряд — В. Космачевский, И. Черепов, Д. Ростовцев, А. Гусев, Б. Грачев, Н. Гусак; второй ряд — Г. Гавашели, А. Кельс, В. Сасоров, Е. Белецкий, Г. Хатенов, Е. Абалаков. 1943 г.
— Да, понятно… То есть алюминий, значит, у вас практически не использовался. То есть очень поздно появился.
— Нет, вот современные сплавы, все это… Ничего этого не было… Или, например, карабины, скальные крючья. Ведь скальные крючья есть для вертикальной трещины, есть для горизонтальной трещины. Есть для льда. Это такая тяжесть была. Есть такие люди, которые раньше цепями обвешивались. Как эти цепи назывались? Вериги! Действительно, тащишь на себе этого металла столько, да еще молоток скальный, да еще молоток ледовый. Ледовый появился позднее. На тебе еще диски к автомату. Боеприпасы. Да у тебя еще рюкзак килограммов 45–50. Ну, так надо воевать и двигаться. Поэтому, понимаешь... Такого счастья не было, насколько сейчас все это легкое. Карабины, вот эти жумары, на которых бегают ребята по веревкам, все вот эти приспособления, они фантастичны, они легки, поэтому нет проблем. Набирает такую кучу металла, думаешь, как же он лезет. А он справляется, лезет, все делает нормально. Поэтому индустрия теперешняя спортивная шагнула далеко... Конечно, руководители, создатели этих индустриальных фабрик и заводов спортивных, они зарабатывают на этом деле здорово. Тогда этого не было.
— А у вас были рюкзаки? В чем вы все это несли?
— Рюкзаки были типа абалаковских, военных, здоровые.
— Ага, как мешки.
— Да. Если тебе нужно набить 45–50 килограмм, то получалось как раз. Там спальный мешок, потому что его оставлять где-то наверху, пристегивать нельзя: ты падаешь в снег, дождь идет, опять в снег, бог его знает, потерять можешь, и тогда все, конец. Короче говоря, в рюкзаке спальный мешок и боеприпасы, и жратва, и вся твоя жизнь. Рюкзак — мешок просто брезентовый, только на нем пришиты всякие карманы, мешочки, лямки с ремнями, все застегивается. Как ранцы, но ранец более компактный и складно сидит. Это уже позже появились станковые рюкзаки. Их надеваешь, чувствуешь на спине нормально...
— Да, они держали, груз распределяли...
— А это мешок был. Станковые рюкзаки мы впервые увидели у немцев. За ними тоже охота шла. За снайперскими винтовками и за станковыми рюкзаками. Да и за очками, и за фотокамерами.
— А была ли такая ситуация, чтобы экипировка вас предавала?
— Предавала?
— Да.
— Ну, конечно, обморожения были большие…
Станковые рюкзаки мы впервые увидели у немцев. За ними тоже охота шла. За снайперскими винтовками и за станковыми рюкзаками. Да и за очками, и за фотокамерами
— Михаил Михайлович, в своих книгах вы много пишете о Сванетии, ее горном народе и своей гордости за дружбу с его представителями. Участники «Сванского квартета», по вашим словам, научили вас премудростям высокогорного боя, а сами сваны, родившиеся и выросшие в горах, отмечаются вами как высококлассные восходители и скалолазы. Чему вы научились у них в смысле совершенствования вашего альпинистского и боевого мастерства? Как выглядела одежда или, если можно так сказать, экипировка сванов в горах?
Горный стрелок Шота Шоламберидзе
— Что нас выручало? Выручала нас иногда просто крестьянская сванская одежда. Вот, что они делали? Они снимали ботинки… Ботинки все равно намокали. Как ты их ни старался жировать, смазывать... Если ты идешь на лыжах, ты же не будешь идти в этих сванских лаптях. А они ходили. Такие чувяки у них были из кожи тура или баранья кожа, я точно не знаю. Теперь плотные шерстяные носки такие сванские, высокие, до коленного сустава. Это на лыжне закрытой хорошо. Дальше одевается такой совсем как полуваленок на этот носок. Он настолько плотный, из такого толстого фетра, что даже не намокает. И все это впихивается не только в этот чувяк, который ты надеваешь, а еще туда сено кладут. Поэтому когда ты встал, все это плотно завязал, почти... обморожения были исключены. В ботинках ребята получали обморожения солидные. С рукавицами была такая же история. Там выдавали рукавицы для стрельбы, знаешь, два пальца — большой и указательный. Руки мерзли, намокало все. А сваны выделывали примерно как и в Исландии — хорошую шерсть. Она такая, что можно было спать на снегу, в кальсонах и рубахе, и не намокает. Даже если просто выходишь в шерстяных носках на снег — не намокает. Водоотталкивающие свойства. Но это у них, конечно, сотнями и тысячами лет все создавалось... От них брали многое. Да они и сами подсказывали. Замерзнете, говорили, пропадете. Сами давали что-то свое, помогали нам.
— А они использовали веревки для передвижения по горам?
— Веревки использовали, но, как тебе сказать.. Во-первых, у сванов у самих веревки были примитивными. То, что мы получали...
— Да, вы говорили, из пеньки...
— Да, такие же. Завяжешь и не развяжешь, если мокрые. Вот на скалах, на страховках, когда идешь по ледникам, где мосты проваливаются, где очень сложно, там в связке надо идти все время. Знаешь, как ходят в связке?
— Да, один идет, а второй страхует сзади...
— Ну да. Там и трое могут идти, и четверо максимально. Обматываешься на ледоруб и идешь. Но все это приходило, сейчас скажу, значит, это был 1942 год, начало сентября, нет... Да, конец августа, начало сентября. Собирали по крохам. Отряды формировали, одевали бог знает во что, но потом потихоньку приобретали приличный вид. И вот когда мы появлялись вдруг в Сухуми, в Батуми или в Тбилиси, мы ездили в штабы вот в этой зеленой форме, красивые, нас звали grüne Teüfeln, по-немецки «зеленые черти». И действительно, многие думали, что это англичане, американцы, то есть мы уже солидно смотрелись.
Ну, вот. Значит, с одеждой поначалу помогали и подсказывали сваны. Дальше появились канадские куртки, канадские лыжи, канадские ботинки. Дальше грузинские фабрики и заводы стали делать кошки, ледорубы, веревки, очки-консервы, закрытые со всех сторон. В общем, потихонечку обретали как-то… Да, и лыжи стали делать, не только из Норвегии получали вот эти трофейные лыжи. Да, лыжи стали делать. Примитив большой был, страшный...
Конечно, постепенно мы приводили себя в порядок, облагораживались. И обучались одновременно. У сванов научились премудростям, тонкостям выслеживания, делать засады. Они как на зверя делали все это. Мне как молодому там однажды нужно было... Пришел приказ из штаба армии. Шесть человек нужно было немцев пленных достать. Ну, как их? В общем, собрал я самых-самых отличных охотников-сванов. Посидели, поговорили, подумали. Вано — старший там. «Вано, идешь туда. Валико, идешь туда. Шалико, идешь туда». В общем, всех расставили. И действительно, через три дня приводят мне немцев и отправляют их в штаб. Это удивительные люди были. Удивительные! Хорошие охотники и разведчики.
Выручала нас иногда просто крестьянская сванская одежда
Я в Сванетии был несколько раз, с сыновьями ездил, а в последний раз поехали с Наташей, это было года три назад. Надо навестить могилы ребят, все. Нас в Тбилиси приняли, отвезли на машине в Батуми, привезли, везде повозили. По Восточной Грузии, Западной, друзья есть друзья. И теперь надо ехать в Сванетию. И там вдруг оказывается положение такое, что нужно разрешение полиции. Во-первых, молодые ребята по-русски уже не говорят, все на английском и на грузинском. Когда я пришел в полицейский участок, где выдавали разрешение, они говорят: «Вы понимаете, куда Вы едете?» Говорят плохо по-русски. Я с ними стал говорить по-грузински. «Откуда Вы знаете по-грузински?» Я говорю, что воевал. «Когда воевал?» Они думали, совсем недавно, в Цхинвале. Я рассказал. Они говорят: «Не советуем ехать туда, погибнете, там бандитизм». Я говорю, какая ерунда. Там мои друзья боевые, фронтовые. Как же так можно. Если не верите, — сейчас живы в Тбилиси мои друзья, вы можете позвонить, они дадут характеристику — кто я и что я. «В общем, под вашу ответственность. Но Вы сейчас туда не доберетесь». А это была осень уже, снега там выпали, машины не идут. И что делать?
Я звоню ребятам-сванам, это родственники Миши Хергиани известного (Михаил Хергиани, легендарный советский альпинист, погиб во время рекордного восхождения на стену Суальто в итальянских Доломитовых Альпах в 1969 году. — Прим. ред.). Берут трубку, говорят: «Слушай, пошли всех подальше. Ты со своей Наташей подъезжай в город Зугдиди, поселись в гостинице, а такого-то числа утром мы прибудем на вездеходе и заберем тебя». Так и произошло: утром смотрим с Наташей в окно — стоит вездеход. Это только сваны так могут! Мы спустились, сели, и они нас доставили до места. И когда приехали, нас встречали как космонавтов. Обязательно поросеночек. Потом арака. Арака — это смесь водки из дикой груши с табаком. Пить ее невозможно! Ну а на утро положили цветы, посетили могилы многих. Цветов там, правда, не продают, есть только сушеные. Короче говоря, это был прием до слез. Собралось очень много людей и провожали здорово. Ну вот, встретились. К сожалению, очень многих моих сверстников уже нет, ушли.
Встречи с друзьями состоялись также в Батуми, потому что в Батуми я был после расформирования горнострелковых отрядов. Вначале преподавал в Школе военного альпинизма. Вот была Школа военного альпинизма создана, которая готовила тоже пополнения в отряды. И она готовила горных проводников, специалистов. И действительно, приходили очень хорошие ребята. Но в основном это были местные жители. И ведь какие были патриоты! Сумасшедшие. Русского языка не знали многие. Почему вот я знаю сванский, грузинский, что-то лопочу по-хевсурски. Но дело в том, что... не знаю… Но вот любовь к России общая. Никто ничего не считал. Толерантность — модное слово, но это не то слово. Это был родной дом для всех. А сейчас как жуки. И ведь не уходили до тех пор, пока не вытащишь из лавины живого или мертвого. Кровь отдавали на ходу.
Все знали, у кого какая группа крови. Потому что все время грозило, что ты можешь либо быть раненным, либо в лавину попасть. Кричат: у кого такая группа крови? Бегут, сдают, прямое переливание. И у меня было прямое переливание. Делала это Любочка Нижарадзе, медсестра, девчонка, десятиклассница, комсомолка, такая же вот, как и мы, помладше немного, мне тогда уже было 19 лет. А Люба потом стала главврачом, Героем Соцтруда, она здравоохранение в высокогорье так наладила, что будь здоров, еще при Шеварднадзе.
Ведь сваны православные, но там много и язычества... В общем, интересный народ. Если они тебя полюбили, то это навсегда, отвязаться от них невозможно. Мы приезжали с женой, с первой, с Ларочкой, которая умерла, с детьми, я тогда был военный. Дают тебе отпуск по такое-то число, нужно явиться на работу и доложить. А они тебя не отпускают. Ну, как же так, вы поймите... О, слушай, говорят, живи сколько хочешь, кормить будем, все бесплатно! Это были бойцы. Такие люди... Если они в тебя поверили — все. С ними можно идти в любой бой. Будь спокоен.
От редакции:
Разговор c Михаилом Бобровым коснулся и его не менее насыщенной послевоенной жизни. Об этом — во второй части интервью.