Вторая часть интервью с Михаилом Бобровым — о друзьях и путешествиях
Мы продолжаем знакомить вас с воспоминаниями человека-легенды — Михаила Михайловича Боброва. В этой части публикуется его рассказ об экспедиции на Северный полюс и некоторые мысли о друге — знаменитом путешественнике Федоре Конюхове.
Как и в первой части интервью, при подготовке материала мы старались сохранить живую речь Михаила Михайловича.
— Мы переходим к послевоенным экспедициям. Михаил Михайлович, мы знаем, что вы не только альпинист, но и заядлый путешественник. Расскажите немного о вашей экспедиции на Северный полюс. Правильная экипировка в столь жестких условиях играет не меньшую роль, чем в горах. Какое специальное снаряжение вы использовали в походе на Северный полюс?
— Аналогия. То же самое, что и горы. Вот ведь как бывает, как гибнут люди на Эльбрусе? В майке, в кедах, чуть ли не в шортах, под мышкой сноуборд, бежит наверх: «Я спущусь». Ну, бежит, бежит, бежит. А Эльбрус — это маленькая Антарктида. За 15 минут может повернуться совершенно в другую сторону. Как завоет, как пурга заплачет. Как понесет. Встают на доски на эти... Потом трупы выносит дураков. Горнолыжники не позволят, они более академичны, более воспитанны. А эти дураки на сноуборде: «Давай вот здесь, поехали». Едут. Там называется «трупосборник». Летят через эти снежные мосты, которые проваливаются, и уходят в трещины. Трещины глубиной до двухсот метров. Приезжают родители, слезно на коленях просят вызволить оттуда упавших ребят. Конечно, они погибли. И ни один спасатель не полезет. Надо думать. Так мы о..?
— О Северном полюсе и о специальном...
— Да, так вот Северный полюс — все то же самое. Во-первых, должен быть хороший матрасник, чтобы подстелить в палатке. Во-вторых, должен быть хороший спальный мешочек. В-третьих, сменная одежда должна быть. Ты идешь, намокает все. И как это сушить? Там же у тебя в рюкзаке все это лежит... Не в рюкзаке, а лежит в лодке — в санках, будем их так называть. Их делают лучше всего в Финляндии. В них лежит весь груз. Все-все-все. Там примуса, там бидончики с бензином, там продукты питания. И получается где-то килограмм от 80 до 100. Тащить на себе такой груз тяжело, а по снегу прешь. Теперь, лыжи. Чтобы было хорошо упираться, одеваешь камуса на скользящую поверхность. Представляешь себе?
М. М. Бобров на пути к Северному полюсу. Международная экспедиция. Апрель 1999 г.
— Да, конечно.
— И таким образом создается упор. Нога вперед — идешь, а назад — можно груз тянуть. Ну и как происходит методика расположения на ночлег? Вот пришел, палатки невысокие, на двоих. Один ставит палатку, второй, значит, все, что для ночевки, берет с саней. Только палатку поставил, и второй залезает туда, справа делает, так сказать...
— Место…
— Спальные принадлежности кладет. И слева. Посередине — фанерка, на которой будет стоять примус и продукты питания. Приготовили ужин. Ну, вот. Все сбрасываешь с себя мокрое, запихиваешь в спальный мешок, туда же ботинки, все. Надеваешь все сухое, и — это самые счастливые минуты в жизни — застегнулся в спальном мешке...
— И спать...
— Все, кайфуешь. Подкачали примусы, начинает булькать там. Это такое счастье. Но ведь бензина много тратить не будешь, надо экономить. Получается, что пробулькало там... сколько пища готовится… ну, минут пятнадцать. Тут не забыть открыть маленькие форточки. Без этого угореть можно как в настоящей русской избе. И там многие погибали так. Поэтому, чтобы проветривалось. И как ты только перекусил — все. Закрываешь эти форточки, застегиваешься, не забыть с собой положить торбочку, пардон, в которую будешь писать, такая бутылка с широким горлышком. Поворачиваешься... Ну, и вот. Повернулся на бок и дрыхнешь. И уже не вылезаешь. Потому что если ты вылезешь ночью, то ты уже туда не влезешь, в палатку эту. Таким образом, утром просыпаешься, тут у тебя сосульки вокруг рта, все внутри покрыто инеем, и поэтому так вылезать не хочется. Подъем у нас был обычно в районе 6:30. Сбор шел час — собраться, покушать. С нами был профессор Тихвинский. Он как врач оббегал, проверял, ощупывал, смотрел. Он молодец, успевал все это сделать. Сколько нас было? Тринадцать человек. И все, построились, вперед. Впереди где-то Витя Боярский (Виктор Ильич Боярский — директор Российского государственного музея Арктики и Антарктики, профессиональный путешественник. — Прим. ред.), сзади — Витя Серов, у Вити Боярского здоровая такая в руках мотыга. Он шел, сносил направо и налево торосы, как ледокол. Причем ведь не просто торосы, как этот шкаф, например. Торосы — выше потолка. Лезешь с этой лодкой, проклинаешь все на свете, елки зеленые. Витя впереди. Да, еще у него висит здоровый такой карабин... не карабин, как он называется, зарядный, я забываю эти названия… Так по белым медведям бьет, знаешь...
— Ничего себе.
— А последним идет Витя Серов. Ну, медведи ходили...
— А медведи ходят за вами? Охотятся?
— Ну, они ходили, да. Наблюдают. Смотрят, да. Потом, самое интересное — размещение палаток. Компактно ставить нельзя. Почему? Потому что пойдет трещина, и все одновременно могут оказаться в воде и утонуть. Поэтому ты должен оказать помощь, спасать. И, я никогда не ожидал, такие разломы, вспученный лед. Такой грохот, как артиллерийская канонада, ты никогда не слышала?
— Нет.
— Стреляют. Здорово. И поэтому часто, казалось бы, толстый лед, здоровый, грохает, создает такие мощные…
— Вздыбливается, да? И невозможно пройти?
— Там же все время течение. Ветры. Такие торосы, слушай... Значит, расставляют широко палатки. Ну, что еще? Обязательно движение. Смотреть друг на друга надо, обморожения чтобы не было. Погода, в общем-то, была сопутствующая. Вот умер ректор Гидрометеорологического, Карлин(Лев Николаевич Карлин — доктор физико-математических наук, профессор, ректор Российского государственного гидрометеорологического университета. — Прим. ред.). Такой он молодец! Как можно? Понимаешь, ведь это был долгосрочный прогноз. Краткосрочный можно дать на аэродроме: вылетать самолету или не вылетать, или что-то еще. А тут по дням все было растолковано. И сказал: вот после этого числа если вы задержитесь с выходом, вы попадете в такую обстановку, что вообще домой не вернетесь. В общем, понапугал нас.
— А на какой период он вам рассчитал? На неделю или...
— На восемнадцать дней.
— И довольно точно, да?
— Все было точно. И по погоде, примерно температура воздуха была минус 28–32 ०С. Только три дня было минус 52 ०С.
— А вот вы рассказывали, что мокрые вещи вы складываете в отдельный рюкзак…
— Нет.
— Нет? А как все-таки они сушатся?
— Так своим теплом.
— То есть собою? Ты с ними ложишься...
— Да, а иначе как? Ты примус выключаешь, температура воздуха такая же, как на улице, внутри иней, все покрыто...
— И что, можно своим теплом высушить одежду?
— Ну пусть влажная, но не холодная, не ледяная...
— То есть она влажной остается?
— Надел влажное, еще они тепленькие, потом разошелся, вся система теплая, работает, понимаешь? Так что проблем-то нет с этим.
— А сколько по времени заняло это путешествие на Северный полюс?
— Двадцать шесть дней.
— А был ли такой день, когда вы пожалели, что пошли, или решили, что не надо было?
— Нет. Во-первых, собралась компания такая… Это было тяжеловато. Тяжеловато. Особенно... Вот как он [Карлин] мог рассчитать, что ветер будет в спину? Да еще солнце в спину. Ты идешь, и ветер подгоняет, и спине тепло. Фантастика! А вот дня три, как он сказал, где минус 52, 53 — буран будет встречный. Все точно так было! Как же так можно? Великий человек, правда.
— А в буран вы не идете? В буран вы ждете, пока закончится? Или все-таки двигаетесь?
— Ну, надо идти, у нас график движения. Потому что в буран ставить палатки бесполезно. Или сбиваться в кучу надо и пережидать буран. Это самое лучшее. Если совсем тревожно, то вынимать палатки и в них не залезать — не поставишь ничего. Все сбивается в кучу и обкладывается палатками, чтобы не заносило. Да, и мешки вынимаешь, ноги засовываешь туда. Но это аварийные случаи, которых не было.
Северный полюс покорен. Флаг Санкт-Петербурга на вершине планеты. Слева направо: Свет Тихвинский, Михаил Бобров, Виктор Боярский, Виктор Серов. Апрель 1999 г.
— Михаил Михайлович, в книге «Великие и одержимые» одна из глав посвящена легендарному альпинисту Райнхольду Месснеру (нем. Reinhold Messner — один из самых знаменитых альпинистов, первый покоритель всех «восьмитысячников» мира. — Прим. ред.). Помимо описания его достижений, вы упоминаете о вашей с ним встрече на Кавказе, в местах, где вы воевали, и рассказываете о его интересе к советскому «железу». Расскажите, чем оно отличалось от западного? Почему Месснер проявлял к нему такой интерес? Это были серийные изделия или, как это раньше говорили, «спецзаказ»?
— Нет. Понимаешь, в эти времена уже появились эти вещи в продаже за рубежом. Они стоили очень дорого. А наши простые работяги-умельцы делали лучше и продавали дешевле или меняли на что-то. Для иностранных альпинистов... Что-то им понравилось, одежда, например, куртки, брюки утепленные, они скупали. Когда приезжали в Гималаи, то скупали эти галоши. Мешками же возили ребята. Галоши тонкие с пупырышками. Эти пупырышки — прекрасное сцепление со скалой.
— Это как бы скальные туфли?
— Да. Надевали их прямо на голую ступню, там носок, конечно, был. Еще так принайтовят хорошо веревочками и лазают, бегают по скалам в этих штуках, очень удобно. Были такие австрийские известные «клетершу». Это войлочная подметка, но она быстро изнашивалась, намокала, а если намокнет, то потом скользить начинает, не то. И рвется здорово. А эти галоши прямо считались супер. Космическое что-то такое. Крючья, головки ледорубов, вся эта техника металлическая — ребята наши делали здорово, правда. И для себя, и иностранцам продавали, потому что тебе государство оплатит восхождение, тебе что-то дадут, но хотелось и для себя еще иметь... В общем, молодцы, ребята, делали здорово. Поэтому когда узнали, что Месснер будет выступать в Терсколе, там все местные, во-первых, альпинисты, а также много людей приехали послушать его рассказы, все прочее, разложили свои товары. Конечно, он смотрел с интересом.
М. М. Бобров на склонах Эльбруса у мемориала защитникам Приэльбрусья 1941–1945 гг. 1996 г.
Мы с ним забирались на Чегет. Ты не была там, нет? Ему интересно было посмотреть, где же были немцы, какие и где там бои проходили. То есть на одну сторону решили подниматься, по этому гребню идешь, с него хорошо видно — весь Эльбрус, все подходы. Вот как раз эта фотография, вот она висит у меня на стене, она сделана с этого гребня. Я не могу сказать, что обменял… Он выехал сам гол как сокол, тоже все свое отдал.
— Отдал всю свою экипировку?
— (Смеется) Все отдал, но многое приобрел. В общем, махнулись называется.
— Михаил Михайлович, среди ваших друзей вы упоминаете Федора Конюхова — одного из самых экстремальных отечественных путешественников. Пишут, что однажды во время океанского перехода он даже операцию делал сам себе с помощью охотничьего ножа. Какие особенности его морских кругосветок вы могли бы отметить как поразившие вас? Не хотелось ли вам испытать себя в океане, нет таких планов?
— Ну, во-первых, на яхтах я не ходил. Ходил, но только по Онежскому озеру, по Ладожскому озеру. С сыном прошли. Поскольку он корабел, он своими руками сделал хорошую яхту-четвертьтонник. Французы ходили ахали, потом купили ее. Так мы пошли через Беломорканал, в Белое море, на Соловецкие острова. Он путешественник, любит это дело. Но больше на байдарках ходили.
Но вот насчет всяких оперативных дел... Мы поднимались на Тихтенген (горный массив в центральной части Большого Кавказа, 4611 м. — Прим. ред.). У одного из нас, нас было четверо, у одного из наших товарищей — приступ аппендицита. Так прихватило, орет, корчится, температура поднялась. Но с нами в связке было двое ребят: один студент, не студент, а курсант пятого курса Военно-медицинской академии, а другой — третьего курса. Хорошие ребята, альпинисты. Что делать? А мы на подходе к вершине, еще метров 500 и… В общем такая ночевка холодная, а завтра мы эти метров 500 маханем и все — пойдем на спуск, возьмем вершину. И как тебе сказать... Решили делать ребята операцию. Значит, я руководитель этой группы. Говорю: «Рискованное дело, давайте спускаться». Но пока будем спускаться, то перитонит и кончится плохо. Решаем: он ложится на спину, подложили под него все вещи, мягко, хорошо, слава богу. Спирта не было, была просто водка. Протерли все что можно. Никаких скальпелей, ничего. У Сережи, этого пятикурсника, с собой финский нож. Он его тут же на камне поточил, как барана резать. Ну, теперь наша задача. Мне командует Сережа пятикурсник: «Михал Михалыч, ты сидишь у изголовья, садись на колени, его голова должна лежать у тебя на коленях, и ты держишь одновременно его за предплечья». Второй помогает, второй в ногах сидит.
— Держит ноги?
— Ну, пока ноги не держит, но сидит там. В общем, на стреме со стороны ног. И они вдвоем спокойно приступают. Его, во-первых, напоили как следует водкой. Как хирург Пирогов поил раненых севастопольских водкой. Засадил стакан — ни фига, потому что обстановка такая, он настроен, волнуется — не берет. А ему сказали, что на операцию водки не хватит. В общем, добавил еще немного. Он не отключился, но меньше чувствовал боль. В общем, молодец.
— Так и прооперировали?
— Да. И все. Протерли. Двадцать раз. Самое-то интересное не операция, ее сделали, все нормально. Но вот зашивали простыми нитками, вставили в иголку. Спустили его вниз в Терскол, притащили, там медпункт, а больница — в Эльбрусе, ниже. Посмотрели, сказали: правильно сделали ребята. Но дальше мы его оставили, а сами уехали. Его в Эльбрусе уже врачи долечивали. Самая лучшая больница в поселке Эльбрус. Столько травм, ломаются, невероятные переломы там. Позвоночники, все летит. И там правят. Как вот в Австрии. Сломался — прыг, без слов, в приемный покой. На всех столах гипсовый конвейер идет. Ну вот, кончилось все нормально. А потом начальник Военно-медицинской академии узнал. Вызвал. Во-первых, отшлепал прилично, а потом объявил благодарность. И наградил денежной премией ребят, что молодцы.
— Спасли человека.
— Это одна сторона дела. Была такая известная альпинистка Джапаридзе. Ее брат Леша попал в очень неприятную историю. Камнем пробило голову здорово. Так она делала трепанацию черепа сванским ножом. Самую простую: кость убрать из мозга, все это. Спасла человека. В общем, вот такие люди.
А если говорить о Конюхове, то он может все сделать, абсолютно.
— То есть он не чувствует опасности?
— Ну, во-первых, он верит в Бога по-сумасшедшему. Он так верит... Его первый поход был вокруг земного шарика, на примитивной яхте. Он тогда просто... Он же жил на Дальнем Востоке. Наши запретили этим дурацким путешествием заниматься, он уехал в Австралию, а в Австралии русское землячество помогло эту яхту поставить. И вот он на ней почапал потихоньку. И когда он проходил между Америкой и мысом Горн... сумасшедший мыс. Это как для альпиниста на Эверест лезть, так и мыс Горн — пройдешь, и все в порядке будет. Он там попал в штормягу такую. Говорит: «Я, во-первых, застраховался, закрепился, в общем, все-все-все. И я помню, как взлетала яхта на высоту, может быть 30 или 40 метров волны, и дальше — бах, провал. Бах вверх — провал». И он доболтался до такого состояния, что отключился. И когда пришел в себя, он рассказывает, что такой болтанки уже не было, вроде бы что-то такое нормальное. Он открыл, из каюты вышел, взялся за штурвал, и штурвал был теплый. Это, говорит, Бог вел. Бог управлял яхтой. Если бы не Бог, я бы погиб. В общем, он в этом плане невероятный человек. Ведь он имеет четыре высших образования. Знаете, да?
— Нет.
— Арктическое — раз, кораблестроительное — два, высшее художественное училище московское, как оно называется... Строгановское. И высшая богословская семинария. Так что будь здоров.
— Образованнейший человек...
— Он может сам все отремонтировать. У него отлетела мачта, сломалась — он ее привел в порядок, поставил. Как это можно сделать одному, не знаю. Это удивительный человек. Удивительный! Если бы он не был зациклен на этом... Поэтому он и кажется странным. Он бы никогда не совершил столько путешествий. И потом у него преданная жена и преданные дети. Сын и дочь, которые встречают его. Она доктор юридических наук. У него на яхте своя лаборатория. Лаборатория на выживание, еще чего-то там такое. Это человек неповторимый.
— Михаил Михайлович! С вами было очень интересно. Спасибо вам огромное за эту встречу и за это прекрасное интервью!
— Спасибо и вам. Будьте здоровы!