Альпинист Алексей Лончинский делится своими впечатлениями о церемонии Piolet d’Or в Шамони, рассказывает о себе и двух новых проектах — покорении еще никем не взятой вершины Тулаги (7059 м) и автомобильном восхождении на вершину Музтагата (7546 м)
От редакции
Так получилось, что первая наша встреча с Алексеем Лончинским, молодым талантливым альпинистом, состоялась между двумя «Золотыми ледорубами» — российским, декабрь 2014 года, и французским (международным), апрель 2015-го. После той беседы мы шутя окрестили его человеком специального назначения. Когда Алексей вернулся из Франции, получив там еще одну награду за восхождение на Тамсерку, мы встретились с ним вновь, чтобы расспросить о его впечатлениях и узнать из первых уст кое-что о самом «спецназовце».
Вторая встреча состоялась в маленьком, едва ли не секретном полуподвальном кафе, и это не было случайностью — оказалось, что Алексей ценит не только горы, но и вкусные кушанья, «породистые» напитки и экзотические способы приготовления кофе.
Здоровенный трофей из Шамони, будучи извлеченным из рюкзака, мгновенно привлек к себе внимание немногочисленных посетителей кафе, но Алексей, надо отдать ему должное, легко справился с неожиданной атакой медных труб. После небольшого, но, чего уж скрывать, приятного обмена репликами с юными поклонницами альпинизма мы начали нашу беседу.
— Алексей, ты недавно вернулся из Шамони, где проходила церемония Piolet d`Or — французского «Золотого ледоруба». Расскажи о своих впечатлениях, что запомнилось?
— Шамони — город в долине, и для горного города он довольно большой, с хорошо развитой инфраструктурой. В Шамони я был до этого, если не ошибаюсь, в 2012 году, по работе, но летом. Естественно, с одной стороны, ты попадаешь в знакомое место, с другой — в разные сезоны. Сейчас весна, переходный период, когда летний сезон восхождений пока не начался, но и зимний сезон еще не до конца закрыт.
— Считается, что в Шамони альпинизм зародился.
— Да, так считается.
— Понятно, что там все под это дело и заточено.
— В Шамони хорошие горнолыжные трассы, но это не основная причина для поездки туда. Это место интересно как раз таки альпинизмом — восхождения и ски-тур, где ты можешь пройти по горам, а где-то полазать по разнообразному рельефу. Можешь подняться на канатке, полюбоваться видами, так как подъемники и фуникулеры работают практически до трех тысяч метров, откуда открывается полная панорама Монблана и ближайших пиков.
Но церемония «Золотого ледоруба» проводилась не только во французском Шамони, но и в итальянском Курмайоре — городе по другую сторону Монблана. Начало церемонии проходило в Шамони, а вручение наград, подведение итогов — в Курмайоре.
— Как это выглядело?
— В первый и во второй день был заезд участников. Надо сказать, что в этом году у организаторов случился небольшой прокол. Они заранее решили, кому будут вручать, но планировали некую интригу. Однако по каким-то причинам заранее озвучили, что все номинанты получат награду. Мы об этом узнали за неделю до отъезда.
И вот из-за того, что в этот раз не было интриги, многие не приехали. Приехали, видимо, совсем близкие люди, кто переживал. Раньше могло прийти большое количество тех же гидов: ведь сейчас еще не сезон и они там довольно свободны. Летом они водят на Монблан и совершают восхождения с клиентами, а зимой как раз таки работают на горнолыжных склонах. Кто там родился, с трех лет уже стоит на горных лыжах. Поэтому для них наш уровень КМСа — для обычного савойца — абсолютно нормальный уровень.
— Кстати, а у тебя как с лыжами? Любишь?
— Да, и если не считать секций у-шу и фигурного катания, то если я чем-то и занимался в детстве, то это были лыжи. Там, где я жил тогда, метров триста пройти — и Юнтоловский заказник. Там мы с папой по выходным делали большие радиалки по Лахте.
— Ты же питерский?
— Да, родился в Ленинграде.
— А у-шу и фигурное катание помогли тебе потом? Пластика, движения?
— Не то чтобы помогли, мне было интересно этим заниматься, но я не стал продолжать занятия у-шу, потому что моя мама, как и каждая мама, она же волнуется за свое чадо, была против участия в спаррингах. А какой мне интерес просто так заниматься? В фигурном катании, несмотря на то что тренер видел перспективу, продолжения тоже не было: мы жили в одном месте, а надо было ездить по каткам всего города. Четыре-пять тренировок в неделю, некоторые даже по две в день, то есть уже профессиональный уровень, после пяти лет занятий. Короче, некому было этим заниматься.
— Понятно, Питер большой, это не Шамони. Но вернемся к церемонии.
— Официальную часть мероприятия начинал мэр города в местном музее альпинизма (Chamonix Alpine Museum. — Ред.), после чего там же состоялся небольшой фуршет, на который были приглашены три команды номинантов: команда из России — то есть мы, команда словенов и один участник от команды американцев, который приехал на церемонию, также пастырь и представители местной администрации.
— На одной из фотографий с церемонии вы с Александром держитесь за ледорубы. Это что за экспонат?
— Это как раз в музее Шамони один из экспонатов, имитирующий лед.
Алексей Лончинский и Александр Гуков пытаются вернуть ледорубы к жизни на свежем горном воздухе
Был также показан фильм, смонтированный специально под «Золотой ледоруб», но посвященный не «Золотому ледорубу», а легендарному альпинисту Джефу Лоу (фильм Джима Айкмана «Метанойя Джефа Лоу». — Ред.). Хороший фильм, минут на 40–50, про его жизнь, карьеру, что с ним сейчас происходит, что было до этого. Сейчас он серьезно болен, фактически у него паралич, он даже разговаривает с трудом.
На второй день мы уже встретились непосредственно в одном из главных отелей, где тоже был фуршет и официальная часть. Как и в РГО (Российское географическое общество; в штаб-квартире РГО в Санкт-Петербурге проходило награждение победителей российского «Золотого ледоруба» в 2014 году. — Ред.), вначале сказал вступительное слово организатор этой церемонии. Затем на сцену пригласили Криса Бонингтона, как первого по старшинству, и вручили ему награду за вклад в альпинизм.
Далее в более сжатом виде представили остальных участников — словенов, американцев и нас. После вводных видеороликов каждая команда выходила на сцену и более подробно презентовала свое восхождение.
— Как ты проводил свободное время в Шамони? На фотографиях мы видели тебя в винных погребах, удалось попробовать что-нибудь особенно вкусное?
— Отличное вино, сыры, пиво, савойская кухня.
— А ты гурман?
— Я думаю, да. У нас же сейчас, в связи с нашей обстановкой, сыр пропал хороший... Вино еще отчасти возят, но это пока. Так вот, я там, в Шамони...
— Оторвался...
— Я объелся. Уезжая, я уже не мог смотреть на этот сыр.
Завершающая часть церемонии прошла в Курмайоре. Я там был впервые — очень классный город, совершенно не похож на Шамони.
У итальянцев, в отличие от французов, более пафосный подход к таким праздникам — если уж проводить «Золотой ледоруб», то с оркестром. В начале церемонии в честь «Золотого ледоруба» была сорокаминутная... я не знаю.... не прогулка, не экскурсия…
— Но не марш...
— Шествие! Оркестр — сорок человек, идут, играют на инструментах — барабаны, трубы, литавры. В течение сорока минут процессия обходит весь город: она делает круг от главной площади и потом возвращается обратно. Полицейской машины впереди нет, но там идет представитель порядка, он регулирует движение.
— Итальянцы — темпераментные люди, которых все время надо слегка придерживать, это понятно.
— После возвращения процессии был небольшой фуршет, который организовали в местном кинотеатре. Опять же —вино, закуски, общение с итальянцами. Затем мы пожаловали непосредственно в актовый зал этого кинотеатра, где какая-то музыкальная группа играла немного осовремененную классическую итальянскую музыку, что-то типа фолка. Хорошая музыка, очень хорошая акустика в зале, классная атмосфера.
— А в музыке ты тоже гурман?
— Нет. Но хорошую люблю.
— Алексей, ты вообще физик или лирик по натуре, романтик или прагматик?
— Разные ипостаси присутствуют, всего понемногу. Есть, наверное, я думаю, какой-то элемент романтики, есть элемент физики. Не знаю...
— Собственно говоря, альпинизм — это ведь, по сути дела, сплав романтики и техники.
— Это изумительное сочетание бесполезного с опасным.
— Скажи, а вот эту награду вам вручили в Курмайоре?
— Да, на церемонии в Курмайоре и вручили эти статуэтки.
«Статуэтка» — внушительных размеров приз,
для транспортировки которого в кафе потребовался специальный рюкзак
— Кто интереснее, французы или итальянцы?
— Они разные. У итальянцев, например, пафоса было не то чтобы хоть отбавляй, но больше, чем у французов. Итальянцы, которые в Курмайоре присутствовали, спортивные гиды со значком Шамони, были одеты в свои национальные костюмы — это такие классические пиджаки, специальные шляпы, специальные брюки. Некоторые шляпы украшены перьями. Такая шляпа указывает на твой статус. У кого-то одно перо, а пришел главный гид — у него набор перьев на шляпе как у павлина. Они все очень приятные, итальянцы, настроение у них хорошее. Здорово там было.
— Были ли интересные встречи со знаменитостями? С кем удалось познакомиться?
— Практически со всеми.
— Все перезнакомились?
— Да. Вот там как раз получилась буквальная связь поколений…Крис Бонингтон... дедушка 80 лет…
— Мы видели фотографию, где вы с ним стоите рядом — вы ведь даже чем-то похожи.
— Мы все чем-то похожи. Мне бороды не хватает. Если бы борода, то был бы с ним один в один (смеется).
Мне удалось пообщаться со всеми, со всеми познакомиться. Не то чтобы между нами завязалась какая-то дружба или мы договорились куда-то поехать, но…
Крис Бонингтон и Алексей Лончинский — победители Piolet d`Or 2015
— Вот кстати, твое общение с новыми друзьями из других стран в Шамони привело к каким-то новым проектам? Мыслям, идеям?
— Новых проектов не появилось пока. Но, как мне кажется, появился некий контакт. И если мне кто-то напишет или я кому-то напишу с просьбой о консультации по районам, где они были и куда я собираюсь, я думаю, что они, не тая, мне все объяснят, расскажут. И я также помог бы с логистикой или чем-то еще.
— То есть Шамони — это не только приятная награда, но это еще и новые возможности?
— В некоторой степени. Благодаря знакомствам и общению у тебя что-то в психологии меняется, ты узнаешь что-то новое. Может быть, ты что-то кому-то даешь, что-то структурируешь, обмениваешься опытом. Пусть это происходит не на горе, но все равно ты что-то принимаешь либо, наоборот, не принимаешь. Соответственно, было очень приятно, интересно послушать того же Криса Бонингтона. Просто даже постоять рядом, ощутить некую энергетику.
— То есть Криса Бонингтона можно в некотором смысле назвать твоим учителем. А кто еще повлиял на твое становление как альпиниста? Кто был наставником?
— Я начал работать с конца первого курса института. Это был спортивный комплекс «Юбилейный». Там я многому научился, но спустя пару лет понял, что дальше ничего нового меня не ждет — и загрустил. Друг по группе, который жил в общежитии, рассказал, что там же живет организатор высотных работ. Не вникая в подробности, я выразил желание присоединиться. Наступил май, понадобился народ, меня позвали.
В первый же день высотных работ я познакомился с человеком, который почти сразу стал моим другом, — Александр Егоров. Тогда он зарабатывал промышленным альпинизмом, начинал преподавать подводное плавание детям в клубе «Адмиралтеец». Он профессионально занимался подводным плаванием и сейчас работает в поисково-спасательной службе водолазом. Также он занимался скалолазанием при секции «Военмеха». Мы с ним вместе летний сезон отработали и подружились. Сейчас у него семья, общаемся меньше, не так, как раньше. Раньше из семи дней в неделю мы виделись шесть как минимум. Потому что общая работа, общий интерес по тренировкам, по досугу.
Вначале я стал заниматься и подводным плаванием, и скалолазанием. И то, и другое мне было интересно. Когда появился альпинизм, подводное плавание ушло на второй план, потому что я уже достиг там какого-то уровня и какой-то точки, когда дальше ты… Ты не можешь разорваться. Сейчас я опять вернулся в подводное плавание — я профессиональный водолаз.
— В общем, наставниками оказались люди не из альпинистской династии. Не по классическому пути, короче говоря, ты шел.
— Да, здесь не классический как раз вариант. Обычно наоборот бывает: ты занимался в секции, попал в промальп, в нем и работаешь. Но мне в первую очередь была интересна высотная работа не как способ зарабатывания денег, потому что в первый момент я даже не спрашивал о том, сколько это стоит и как тут можно заработать. Я понял: это что-то новое и можно что-то новое изучить, какая-то инновация, движение вперед. Мне это было интересно.
— Перейдем от успехов прошлых к успехам грядущим. Алексей, мы знаем, что в твоих планах осенью этого года участие в восхождении на Тулаги — еще не покоренный семитысячник. Пожалуйста, расскажи об этом проекте, как появилась эта идея, как ты оказался в команде. Мы читали предысторию, что уже было шесть попыток покорить Тулаги.
— Намного больше, на самом деле.Чем эта экспедиция мне интересна? Гора до сих пор не пройдена. Путь на нее отчасти разведан, и в нашем составе как минимум два человека, которые пытались взойти на нее в прошлом году. Если я не ошибаюсь, экспедиций с постсоветского пространства было две — две попытки белорусских команд. Первый раз они не сходили, а во второй раз отправились в двойке…
— Двое погибли...
— Пропали без вести, скажем так...
— И двое вернулись...
— Двое, как я понимаю, не пошли на штурм.
Дальше была попытка, если не ошибаюсь, Красноярска. К сожалению, во время этой попытки на акклиматизации, фактически на склонах данной горы погиб очень сильный альпинист Сергей Черезов.
— Это когда доска ушла?
— Да, и он уехал вместе с ней. Погиб. Я знал Сергея. Сказать, что это светлый человек — ничего не сказать. Очень взвешенный... С ним я был в параллельных экспедициях раза два или даже три. Познакомились на Кавказе в 2008-м. Очень адекватный, опытный альпинист был. Для Красноярска это серьезная потеря. Экспедицию после этого свернули.
Потом была попытка москвичей.
— Они в непогоду, кажется, попали.
— Там была снежная обстановка такая, что выходить на склоны было небезопасно. Склоны были перегружены. Можно было просто уехать с лавинами. Зачем это надо? Это никому не надо — заведомо идти или пытаться тропить там, где ты скорее всего останешься.
Следующая попытка была как раз таки уже в прошлом, да? — уже в прошлом году.
— В прошлом году, в 2014-м.
— Да. Валера Шамало, Андрей Голубев.
— А им что помешало?
— Я не знаю, что у них там в официальной версии, но по сути — болезнь участника.
Руслан и Валера Шамало приехали на место чуть позже, а Андрей и его напарник из Москвы, не помню его фамилию, они акклиматизировались внизу, под Тулаги (Руслан Кириченко, Валерий Шамало, Андрей Голубев, Денис Сушко — участники экспедиции на Тулаги в 2014 году. — Ред.). Они, собственно, занимались логистикой. У Валеры и Руслана есть восьмитысячный опыт, они нормально акклиматизируются, поэтому решили приехать немного позже, чуть-чуть, на неделю, скажем так. А те ребята прилетели на неделю раньше, оформили пермит заранее и поехали уже под склон делать заброски, акклиматизироваться. Короче, пока они гуляли по Бушу в предгорье пика Тулаги, одного из участников укусил клещ. И когда они уже вылезли выше шести, то он почувствовал себя плохо. Продолжать восхождение было опасно.
Он уже в принципе вверх не особо шел и оставлять его идти в двойке было не логично, потому что если бы он там два дня пересидел на высоте, — ведь неизвестно, сколько ребята потратили бы на штурм в двойке, — то мог бы стать вниз уже недвижим. Было принято решение спускаться.
Собственно поэтому они, хотя практически уже вылезли на плато, на 6800, откуда основная техническая часть закончена... Дальше этого плато никто и не ходил, если я не ошибаюсь.
— Только те двое белорусов...
— Ходили, но история дальше умалчивает. Всякое бывает...
В общем, они спустились из-за этого. Фактически болезнь участника, следствие укуса клеща. Такая история...
— Скажи, альпинисты суеверные люди, нет? Вот ты можешь как-то оценить перспективы успешного завершения новой экспедиции?
— Если ты не видишь успеха в какой-то экспедиции, то в принципе, я считаю, в ней нечего участвовать. Конечно, это не то чтобы прямо просчитано на все сто. Естественно, все надо смотреть уже по месту. Но шансы есть.
— А есть какие-то новые идеи, связанные с этим восхождением, которые бы учитывали ошибки прошлых экспедиций? Или они все...
— Естественно, ты собираешься, анализируешь. Можно идти с одной стороны, можно идти с другой стороны —и это абсолютно разные склоны. Конечно, те ребята, которые были там в прошлом году, сделали свои выводы. На месте опять же может что-то корректироваться. Ты можешь приехать и понять, что сейчас идти не стоит, склон перегружен.
Короче, в любом случае, ты по месту уже будешь ориентироваться, но гарантию стопроцентного успеха не может дать никто. И никто не собирается этого делать.
А попытаться стоит.
— Вы пойдете тем же маршрутом, по северо-западной стене?
— Да нет, каким там маршрутом мы пойдем…
— Тебе не особо даже интересно?
— Мне... Я пока на месте не побываю, ничего не пойму. Приезжаешь, видишь склон: ага...
— То есть… а вы взойдете на это плато 6800 метров?
— Я считаю, что закинувшись туда, под гору, надо оценить обстановку на месте. Естественно, мы будем выбирать логичный, максимально безопасный путь и пытаться выходить на данную гору именно оптимальным вариантом с максимальной подготовкой. Сейчас идет подготовка. Каждый из нас тренируется в самостоятельном режиме, мы встречаемся. Ведем переговоры с принимающей стороной, что-то включаем, что-то, наоборот, вычеркиваем. От этого меняется, соответственно, и цена, и твой комфорт. Даже базлаг нам может не понадобиться. Если там рядом есть селение, мы можем сделать заброску и делать выходы именно оттуда. Когда мы с Сашей ходили, у нас за счет этого была большая экономия средств.
Кстати говоря. Возвращаясь к началу разговора. По поводу ценностей «Золотого ледоруба». Что приветствуется непосредственно в этой премии — это минимализм во всем. Не только в том, чтобы выйти на гору с минимальным запасом и сделать ее максимально быстро в тех условиях, в которые ты попал. Потому что хочешь не хочешь, но если ты шел в непогоду, я думаю, это тоже будет учтено. Понятно, что если это такой маршрут и ты из-за непогоды шел неделю по этому склону, то это глупо. Надо было развернуться, подождать пару дней нормальной погоды. Но если ты идешь и у тебя семьдесят веревок маршрута, то когда ты пролез уже сорок, не логично останавливаться на достигнутом. Опять же, вниз ты можешь уже и не спуститься — тебе снаряжения не хватит.
Но не суть. На примере нашей с Сашей экспедиции. Не то чтобы это был минимализм, но: мы не пользовались техническими средствами (вертолетной заброской или еще какой-то), не использовали шерпов. Мы не имели базлагеря. Это сэкономило нам как минимум две тысячи баксов — на аренде палаток, на поваре, шерпах. Мы, по местным меркам, потратили очень мало. То есть ты можешь, конечно, заплатить двадцать тысяч баксов, и при этом тебя под гору чуть ли не донесут. Но это уже не минимализм.
И, само собой, приветствуется именно приключенческий стиль, в том плане, что ты не то чтобы экономишь на всем, но... Мы сами сделали свою заброску, своими силами полностью организовали весь процесс восхождения.
— Усложнили задачу...
— Дело даже не в усложнении задачи. А дело там в хорошем тоне, что ли. Из Моджи, откуда мы делали выход под гору, мы два дня сами ходили к горе, ночевали там, делали просмотр. На будущий день смотрели: летит–не летит. Уже не издалека, а вблизи смотрели логичность нашего маршрута, насколько он опасен–безопасен, потому что все-таки у нас сверху висела вот эта вот... висящий ледник, или серак огромный, который мог валить вниз.
Почему, опять же, на горе мы шли по контрфорсу? Потому что если от него что-то отрывается, оно пролетает мимо, не пересекая нитку маршрута. Контрфорс — чем ты выше, тем больше шансов, что даже с большой высоты не будет перехлестывать через тебя.
— Алексей, еще один проект у тебя в планах — автомобильное восхождение High Rise Motors на вершину Музтагата. Расскажи, пожалуйста, и о нем.
— Он перенесен на 2016 год. Если коротко, то данный проект автомобильный — он существует, все в силе, но сейчас пока нет необходимого финансирования. В этом году проведена большая подготовка. И, в принципе, уже выстроена логистика, то есть этот год не прошел зря, все движется, но сама экспедиция перенесена. С другой стороны, перенос на год даст более четкую и быструю логистику. Она и так понятна, но, может, сейчас еще что-то улучшится.
— Тебе почему интересно участие в этом проекте? Это же как бы альпинизм, но с большой натяжкой. Мы интересовались автомобильными восхождениями и навскидку нашли упоминания о двух...
— Но их много, на самом деле.
— Да, нам известно, по крайней мере, два. На Ниве ребята залезали.
— Я знаю, я сегодня разговаривал с этим человеком.
— Георгий Котов.
— И Александр Анисимович Дубовиков.
(Георгий Котов, Александр Дубовиков, Сергей Тюльпанов, Джефф Шеа — участники экспедиции на автомобилях ВАЗ-2131 «Санкт-Петербург–Эверест», завершившейся успешно в 1999 году. — Ред.)
— И ребята, которые до них еще. Была такая замечательная история, когда лендровер они затаскивали. У них были такие барабаны, на дисках передних колес, тросы.
— Это как раз был Абрамов из клуба «7 Вершин», если я не ошибаюсь.
(Александр Абрамов — автор идеи и разработчик альпинистской части проекта автовосхождения на Эльбрус в 1997 году. — Ред.)
— Да, это впечатляет. Человек с трудом добирается, а тут тащат машину. А в чем специфика таких восхождений?
— Про себя скажу. Если к этому подходить не со спортивной точки зрения, а с точки зрения... В принципе, не вижу ничего страшного, чтобы туда затащить машину. Главное, чтобы соблюдалось условие, что ты при этом не перепахиваешь всю гору, не оставляешь за собой мусора.
— И машину возвращаешь назад.
— Да, и машину. Скажем так, экологический аспект, если он сохранен — то почему нет. Я в этом не вижу ничего страшного. Надеюсь, что там будет все разумно.
— Чем это тебе интересно?
— Дело в том, что я не был в этом районе. Когда я узнал, что планируется данная экспедиция, мне в первую очередь было интересно место. Если это был бы Эльбрус, я не думаю, что мне бы это было интересно. Не только потому, что там кто-то что-то уже затаскивал, а просто я там был. В Китае я пока еще ни разу не был, а это, насколько я помню, — Китай. Мне интересен этот район, ну и почему бы мне в нем не побывать таким образом.
Плюс, данная экспедиция подразумевает не только одно мое участие как альпиниста, а еще и довольно-таки сильных высотников в составе как минимум десяти человек, которые сами по себе представляют... Короче говоря, с теми участниками проекта, которые там собираются, мне хотелось бы быть в одном базовом лагере и участвовать в одном восхождении. Будь то автомобильное или не автомобильное.
Следовательно, да, я пробовал высоту, но мне было бы интересно походить именно с этими бронтозаврами. И посмотреть. Уверен, что я смогу для себя что-то новое узнать либо структурировать то, что у меня уже есть. Участие в данном проекте я рассматриваю как новое место, новый опыт и хорошую компанию. Поэтому мне эта экспедиция стала интересной. Если бы мне предложили вдвоем этим заняться — не важно, получилось бы это или нет, то... А смысл?
— Скажи, а выбор автомобиля чем-то продиктован? Там, по-моему, джип?
— Там не совсем даже автомобиль. Там прототип, если я не ошибаюсь. Какой именно — я не знаю.
— То есть для этого восхождения построен прототип, как, например, прототипы для ралли Дакар? Такие машины, которые вообще мало отношения имеют к серийным?
— Да, они не являются транспортным средством, ты не имеешь права ездить на них по общественным дорогам. Только участвовать в каких-то соревнованиях по заявленной трассе. Короче говоря, выбран тот автомобиль, который, по мнению организаторов проекта, максимально подготовлен, чтобы поставить данный высотный рекорд для автомобиля. Там улучшена, усовершенствована система воздухозабора, чтобы он не задыхался от высоты, и сделана эта вся прокачка — максимально он заточен под работу в высокогорье.
— Спасибо, Алексей, мы поняли, что замышляется что-то необычное, и мы обязательно вернемся к этому проекту ближе к моменту его реализации. Мы думаем, это заинтересовало не только нас.
От редакции
Во второй части интервью Алексей рассказал нам о своем вúдении направлений развития современного альпинизма, конкуренции в альпинистском мире, снаряжении и об обычном человеческом страхе.